Новый 16 век в Венеции открылся избранием дожа Леонардо Лоредан, который видел Республику на пике расцвета, а затем на краю пропасти. Портрет, который старый художник Джованни Беллини пишет после его назначения, отразил самонадеянную уверенность аристократа. Джованни...
Джорджоне умер от чумы в 1510 году — в один из решающих моментов истории Венеции. Продолжение статьи Искусство Венеции – эксперименты начала 16 века.
Фактически, в конце 1508 года почти все европейские государства обьединились в так называемую Лигу Камбре против Венецианской Республики. В мае 1509 года в Аньяделло было страшное поражение с почти немедленной потерей всех внутренних городов. Венеция осталась только на островах, даже обсуждался вопрос о союзе с турками. Это было бы шоком для всего христианского Запада — невозможный и невыносимый союз для христиан. С захватом Падуи храбрым прокурором Андреа Гритти (который позже стал Дожем) и бесплодной осадой императора Максимилиана, “небо над Венецией начало проясняться”. Но еще долго контроль над территориями был более чем трудный. На этом этапе истории судьба Светлейшей Республики была действительно под угрозой сущуствования. С 1516 года было достигнуто равновесие сил (мир Нойона гарантировал французское господство над Миланом и испанское в Неаполе), но международный престиж Венеции уже не был прежним.
О риске, возникшем на этом этапе, остается размышление Тициана, который в 1515 г. подготовил гравюру на дереве (утерянную, но известную нам благодаря гигантскому экземпляру, переизданному в 1549 году) с погружением армии фараона в Красное море, которое картуш описывает как “ жестокое преследование упрямого Царя, против народа возлюбленныого богом, с погружением фараона в крови невинных ” Метафора была вопиющей.
После смерти культурное наследие Джорджоне было собрано теми, кого Вазари назвал «двумя превосходными его созданиями: Себастьяно Винициано и Тициано да Кадоре». Себастьяно дель Пьомбо с 1511 г. ввел манеру Джорджоне в римскую среду, где работал всю свою жизнь. Для богатого сиенского банкира Агостино Киджи он расписал дворец на Тибре, Фарнезина, где сделал восемь люнетов с эпизодами из Метаморфоз Овидия на тему воздуха и большого Полифема.
Блестящие работы полные наследия Джорджоне, венецианские по сути. Себастьяно склонен к монументальной драме, присущей Микеланджело. Могучий Полифем рождается из обнаженных тел учителя Джорджоне, ощущение его же идиллического и яркого пейзажа. Полифем “противостоял” Триумфу Галатеи, который писал Рафаэль в том же месте и в то же время: рождаются их противоречивые отношения в необычном контектсте Фарнезины. Здесь концентрируются идеи Перуцци, Содома, Беккафуми и Джулио Романо.
В том же 1511 году после отьезда Себастиано в Рим, Тициан принял предложение расписать фресками школу Святого для Братства Антония Падуанского. До него там работал местный художник Джованни Антонио Корона над циклом Св.Антония в неопределенном стиле под влиянием и Мантеньи, и северных течений.
В Падую позвали лучшего молодого художника, доступного в Венеции – Тициана, которому в то время чуть больше 20 лет. Он написал три сцены о чудесах Святого Антония. Самую большую Чудо с новорожденным, который оправдывает мать, несправедливо обвиненную в прелюбодеянии, О ревнивом муже и Об отрубленной ноге — раскаянии сына, который пнул мать. Все эпизоды посвящены теме предательства. Намек на то, что часть населения Падуи запятнала себя предательством во время недавних событий с Лигой Камбре очевиден. В образе жены ревнивца удивительный призыв к Еве Микеланджело из Сикстинской Капеллы. Кто знает: может быть, Тициан остался в контакте со старым товарищем по мастерской Себастьяном дель Пьомбо?
Тициан проиллюстрировал святого, который совершает чудо примирения: в сцене новорожденного в пространстве доминирует статуя римского императора (намекая на осуждение), с группой людей, изображенных с портретным сходством реальных персонажей. На заднем плане полосатое небо, как на гравюре, ласкает кроны деревьев.
Рядом с ним был его брат Франческо Вечелио, исключительная фигура художника-солдата, который написал Чудо с сердцем скупого.
Последствия “живописной революции” Джорджоне не только у его непосредственных учеников, мы видим отклики у нескольких молодых художников, работавших в венецианской провинции. Не всегда указания на творчество Джорджоне явные и безусловные, всегда можно найти влияние разных моделей. Мадонна с младенцем и ангел-музыкант, подписанный в 1511 году неизвестным Доменико Манчини в Санта Софии в Лендинаре.
Известно еще лишь одно его произведение: Мадонна с младенцем со Св Иоаном Крестителем и Петром (коллекция Гамба во Флоренции).
Здесь явное восхищение работой Джованни Беллини – Мадонна на троне из алтаря 1505 года в Церкви Сан Захарии. А вот фигуры чувственного музыкального Ангела — неизвестный прототип Джорджоне или его ученика Тициан.
Невозможно не уловить синтез между искусством Джорджоне и Рафаэля в творчестве Доменико Каприоло из Тревизо и Лоренцо Луццо из Фельтре. Гордый и ослепительный Портрет /Автопортрет? в Эрмитаже датирован 1512 годом. Имя Доминикус, фигурой косули и возраст 25 лет дают простор для исследований – несколько версий об авторе и персонаже на портрете в статье Загадки юноши из Эрмитажа.
Элегантный алтарь, созданный для маленькой горной церкви Каупо-дель-Граппа сегодня в галереях Венецианской Академии.
В живописи Джорджоне многие художники черпали вдохновенье. Джованни Антонио из Порденоне начал учиться в провинциальном Фриули, где родился. Около 1510 года молодой художник приехал в Венецию, и сумел прочувствовать и впитать как безмятежное величие последних работ Беллини (умер в 1507 году), так и различные стимулы у Дюрера, Лотто и Джорджоне с учениками. Работа Христос несущий Крест свидетельствует о максимальной приверженности тонкому и психологическому символизму Джорджоне. Христос поворачивается к зрителю спиной, как будто приглашая взять свой крест и следовать за ним. Об авторстве исследователи спорят до сих пор – может быть это Порденоне? или сам Джорджоне? или один из его учеников?
Христос несущий Крест, пергамент, Художественно-исторический Музей, Вена
Беспрецендентный эксперимент Семейство сатира выполнен в трапециевидной рамке на вымышленном мраморе, тромплёй (trompe l’œil- оптическая иллюзия) с элементами анаморфоза. Собственники этой работы художника Порденоне умерли без наследников, и ее потеряли из виду. Пока никто не знает, где она.
Две небольшие работы с историями Агар и Ангел, Исаак и Иаков свидетельствуют об очевидном импульсе, полученным от Джорджоне художником Джироламо из Тревизо младшим. После переезда в Болонью его стиль стал совсем иным – более тревожным и открытым.
Отдельный случай- художник Винченцо Катена, который сотрудничал с Джорджоне, согласно старой надписи на обратной стороне женского портрета мастера, в которой он назван как “коллега маэстро” Джорджоне. Что это значит трудно обьяснить, но очевидно, что, особенно после смерти Джорджоне, Катена систематически использовал его модели и приемы мастера. До самой смерти в 1531 г. художник Винченцо Катена был его самым верным и постоянным последователем.
Заказчики увидели в нем естественное продолжение образного опыта, отражающего спокойствие, равновесие и умиротворение, которое царило в Венеции до событий, связанных с Камбрейской Лигой.
В Святом Иерониме в студии образованный художник выражает потребность в изоляции и внутренней тишине, которая ознаменовала жизнь некоторых выдающихся духовных деятелей Венеции тех лет. Например, Томмазо Джустиниани и Винченцо Кверини в 1508 году удалились в скит монахов- камальдолезцев. Это мир, где мирно сосуществуют лев и перепелка, и где крест “висит” на краю стола. Иероним медитирует, он углубился в Священное писание, на полу шапка кардинала и сандали – там где царит божественное слово, земля священна, ходят босиком. Слева окно, в котором открывается вдалеке гора и город, вероятно, это Венеция, а горы — Венето. Божье слово откроет Иерониму Истину – на краю стола Распятие, его увидит Иероним между собой и пейзажем: городом, горой, небом и морем.
Умелый и чувствительный портретист Винченцо Катена оставил нам одну из самых странных иконографий итальянского 16 века- Восточный рыцарь поклоняется Святому Семейству в Национальной галерее в Лондоне.
Рыцарь, одетый по-восточному почти ползет под озадаченными взглядами Иосифа и Марии, поднося руку к сердцу, чтобы получить благословение Иисуса. В сопровождении маленькой собаки и оруженосца, который за пределами сцены на парапете держит коня. Конечно, это портрет. Но чей? Может быть, незаконного “ублюдка”- сына Андреа Гритти — до того, как стать дожем – от турецкой рабыни, когда жил в Стамбуле? Или это предзнаменование обращения мусульман в христианство, объявленного пророчествами? Или это еще что-то?
Похожие статьи
