В Венеции произошло много историй, связанных с девушками из знатных семей. Внимание всей Европы было направлено на Венецию не только из-за ее архитектурной красоты и древних законов Республики Серениссима, но и женской эмансипации, необычной для тех времен. Мужчина,...
Впечатления о Вероне начала ХХ века оставил нам Павел Павлович Муратов (1881-1950) — прозаик, историк, искусствовед, издатель, один из ярких представителей русского «серебряного века». Его книга «Образы Италии» открыла для русской интеллигенции страну классического искусства Италию. После отрывка из этой книги, посвящённого истории Скалиджеров, привожу следующий отрывок из книги Образы Италии, посвящённый впечатлениям автора о Вероне начала ХХ века — непривычной нам Вероне без Дома Джульетты и Оперных Фестивалей в Арене.
После странствий по городам Ломбардии мы оказались в один летний вечер на улицах Вероны. Густая толпа заполняла via Mazzini, соединявшую пьяцца Эрбе с «Ареной». Закрытая для экипажей, блистающая огнями лавок, эта узкая улица, с полоской синего вечернего неба над головой, с отчётливо слышащимися в особенной тишине говором прохожих и шорохом их ног, напоминала венецианскую Мерчерию. Нежным венецианским сумраком была окутана старая Пьяцца Эрбе, где мы обедали в тот вечер, за столиком перед маленькой тратторией, слыша как смех и песни веронского люда, окончившего свои дневные труды, перемежались с плеском фонтана Вероны и с резким свистом носившихся между башен бесчисленных стрижей. В тот вечер долго не затихала Верона, и долго медлили посетители нарядных кафе перед Ареной расставаться со своими ледяными granita, и уже совсем поздно в открытые окна альберго «Академия» к нам всё ещё доносились звон шагов на плитах и голоса ночных гуляк.
Панорама Вероны с холма Торичелли
Я не помню, что говорили и пели в ту прекрасную ночь на улицах Вероны, но говор всего этого многолюдного города был говором Венеции. С какой радостью ловило здесь ухо незабываемый и милый звук венецианской речи! Пусть детским и забавным покажется диалект венецианцев тому, кто привык к флоренцийской правильности и римской серьёзности. У всякого, кто приближается к Венеции после долгой разлуки с ней и слышит вдруг этот говор, не может не забиться сильнее сердце и не переполниться сладостью предвкушений. На свете нет ни одного места, которое с такой силой магнита притягивало бы к себе. И для познавшего эту силу однажды никакие призывы сирен не сравнятся с услышанным в переулке возгласом, где столько итальянских «дж» и «ч» смелились венецианским «з» и «с».
Площадь Эрбе глазами художника Карло Феррари в 1853 году
У всей области, прилегающей к Венеции, есть особенное благородство, выделяющее её среди других. Если бы на пьяцца Эрбе и не возвышалась колонна, несущая льва Сан Марко, мв всё равно узнали бы в Вероне венецианский город. Тоскане, Риму и Венето одним в Италии свойствен архитектурный инстинкт, которого недостаёт Неаполю, Ломбардии или Умбрии. Живописность Вероны, её редкая даже в благословенной стране живописность, слагается благодаря этому не только из элементов природы, жизни и веяний времени. Всякое человеческое делание стоит здесь на каком-то высшем артистическом уровне, и всякое человеческое жилище становится здесь произведением искусства.
Улицы и дома Вероны прекрасны, их стены богаты золотом и пурпуром старого камня, старой окраски, старых фресок, исполненных рукой веронского мастера чинквеченто, бессчётны, как ни в каком другом городе, балконы в этом городе Ромео и Джульетты. Дворцы Санмикели чередуются с хрупкими формами раннего Ренессанса, готические церкви подымают высоко свои огромные нефы, романские порталы покоятся на спинах химер, ломбардский кирпич сменяется венецианским мрамором. Лоджия дель Консильо глядится в своё совершенство на маленькой тихой, залитой солнцем площади, в то время как вдвух шагах от неё народная жизнь шумит на Пьяцце Эрбе.
Единственным в своём роде виденьем, сравнимым лишь с венецианской Пьяццей, является нам веронская Эрбе. В подлинности своего назначения, в неизменности жизни, веками гнездящейся в ней, Пьяцца Эрбе превосходит даже иной раз слишком заполненную иностранцами Пьяццу Сан Марко. Летнее утро блещет на ней во влажности камня, в хрустале струй фонтана, в красках плодов и овощей, пахнущих землёй и садом, под белыми зонтами палаток. Форум Вероны полон тогда народом: крестьянки и крестьяне окрестных долин мешаются здесь с alpini и bersaglieri местного гарнизона (альпийскими стрелками), хозяйственные massaia (хозяйки) в чёрных платьях и скромных митенках наполняют свои корзины и сетки всеми плодами, которые сплетает в гирлянды Мантенья, и всеми овощами, которые не устаёт изображать Кривелли; проходящий мимо патер останавливается здесь и долго глядит, заложив руки за спину, и слушает весёлый и вежливый торг, и сладко жмурится его бритое лицо в утреннем солнце, в то время как расширенные ноздри вдыхают свежесть ранних часов и аромат деревни.
Современная площадь Эрбе — место встреч и знакомств
К полудню пустеет Пьяцца Эрбе, складываются зонты палаток. Исчезают соломенные стулья, солнце заливает всю площадь, ленивые псы с высунутыми языками бродят среди остатков торжища, и голые дети ловят брызги фонтана. Окрестные погребки и харчевни переполнены, в черноте их дверей кружится золотая пыль, и на столиких прохладно поблёскивает стекло тоненьких высокогорлых сосудов, налитым душистым и кипучим Вальполичелла. По безлюдному в этот час Корсо (современная улица Кавур) пробегает, звеня, полупустой трамвай. Полдневное солнце раскаляет римские камни Арены, и небо белеет от зноя в пролётах её арок. Широки и пустынны улицы в этой части города. Ветер гонит по ним горячую пыль и развевает голубой плащ волочащего по камням свою длинную саблю одинокого офицера.
Холм Сан Пьетро в Вероне
В молчании знойных дней, в отдохновенности усеянной звёздами летней ночи катит сквозь город Адидж свои стремительные волны. В Вероне удивляешбся этой обильной водами могучей реке, такой малообыкновенной в Италии. Лишь Арно сливается так же с обликом Флоренции и делает из неё такой же речной город, каким помнится нам Верона, с её мостами и набережными и странными водяными мельницами, расположившимися в русле реки. И есть нечто действительно напоминающее Флоренцию, когда стоишь на берегу Адиджа и смотришь на линии стен и крыш Веронетты, увенчанной кипарисами садов Джусти и холмом Кастель Сан Пьетро, отдалённо сходным с холмом Сан Миниато. Данте должен был думать об этом сходстве, глядя вот так же через Адидж.
Площадь Эрбе теперь отличается от того, что видел путешественник сто лет назад
Для приезжего с севера Верона сразу с изумительной полнотой раскрывает все силы Италии. Поставленная на границе она с особенной страстью обостряет контрасты юга и севера. Доступная чужестранцу, она непримиримо щетинится своей italianità (итальянскостью). Крещение Италией производит Верона рукой властной и щедрой, и новообращённому легко захлебнуться в волнах её итальянской стихии. Перед историком развёртывает она длинный свиток своей летописи, где занесены дела латинян, нашествия варваров, туманные жития сказочных королей, драмматические судьбы герцогов Делла Скала и славы венецианского расцвета. Целой человеческой жизни едва хватило бы, чтобы узнать прошлое Вероны!
Площадь Эрбе, фото 1900 года
И целые года мог бы посвятить исследователь познанию веронских искусств, переходя в сети её старых улиц от дворца к дворцу, и от церкви к церкви, проведя часы в прохладе Дуомо или великой базилики Сан Дзено, вступая в торжественные гулкие готические нефы Санта Анастасия или Сан Фермо, ища бесчисленные рельефы, алтари, капеллы, надгробные монументы, интарсии и фрески среди нетронутых богатств Сан Джорджио и Санта Мария ин Органо, Сан Паоло и Сан Надзаро, Сан Бернардино и Санта Эуфемия.
Площадь Синьоров в Вероне
В сохранности своей старины, в яркости живописной жизни Верона являет один из самых целостных и могучих образов Италии. В саду Италии это одно из самых обильных и самых богатых соками древ. Значительность города, здоровый рост тела его и движение его глубоко самостоятельной души мы ощущаем здесь на каждом шагу. Сделать своею «Красавицу-Верону» , соединить её участь со своею, овеять её своим духом могла только одна Венеция.
Когда в годы памятной Камбрейской Лиги самому существованию Венеции угрожал союз могущественнейших государей эпохи: германского императора, французского короля и римского папы — мудрая Серениссима освободила принадлежавшие ей города от данной ими присяги. На семь лет тогда Верона получила призрачную самостоятельность под опёкой императора Максимиллиана. Но в 1516 году, с помощью отпавшей от союза Франции, город вновь был возвращён Венеции. «Нам странно читать, -восклицает один из историков Вероны, — как каменные львы Сан Марко, убранные прочь в дни Максимиллиана, были извлечены тогда из потайных хранилищ, украшены цветами и поставлены на свои места со всяческими изъявлениями радости. Колокола весело звонили, крики «Марко, Марко» раздавались по всем улицам, потешные огни были зажжены в темноте зимней ночи, и французские рыцари не могли сдержать удивления при виде этой любви к Венеции, высказанной веронским народом…»
Площадь Эрбе на фото 1886 года — день восстановления Льва Сан Марко на колонне
В 1797 году, когда были сочтены дни республики, Верона восстала против войск Бонапарта, но порыв её не был поддержан одряхлевшей Венецией, во имя которой проливалась кровь «Веронской Пасхи».Затем наступили годы чужеземного ига, и лишь издалека доносилось к берегам Адиджа эхо освободительных битв на равнине Ломбардии. Итальянская, свободная современная Верона не пожелала, однако, отказаться от своего прошлого. В 1888 году (неточность у Муратова- это произошло в 1886 г.) она добровольно водрузила в знак исторической связи своей с Венецией крылатого льва Сан Марко на мраморном столбе Пьяццы Эрбе.
Историки пусть объясняют причины готовности, с которой принимали власть Венеции покорённые ею города. В то время как Сиена и Пиза полны были непримиримой ненависти к господству Флоренции, в то время как летопись тосканского государства обильна примерами восстаний и отпадений, благами мира и довольства пользовались адриатические и предальпийские города, где поднял однажды знак владычества лапу мраморный лев Сан Марко. В этих городах нам не надо книг, чтобы угадать их венецианское прошлое. В Вероне и в Брешии, в Вичеце и в Тревизо, в Бассано и в Удине, в каждой стене и в каждой плите улиц, в звоне колоколов, в голосе толп, в красках утра и огнях вечера мы узнаём говор Венеции.
Похожие статьи
